Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Ведомости / Понедельник 25 октября 2004

Немецкого скрипача есть все основания считать русским музыкантом: он развлекал двор Екатерины Второй и учил музыке будущего императора Александра Первого. В то время русскую музыку создавали иностранцы — итальянцы, французы, немцы; многие из них старались привить в России разные европейские моды. Была своя мода и у Тица: Sturm und Drang, “буря и натиск”. До романтических времен было еще далеко, музыка изъяснялась на языке классицизма, но поветрие было явно устремлено в будущее. Первый скрипач придворного оркестра старался уловить его струи и в музыке, и в стиле жизни — он изображал влюбленного безумца, а под конец жизни приобрел небанальную болезнь под названием “ипохондрическая меланхолия”, которая, однако же, не мешала ему демонстрировать блестящий артистический дар.

Молодые энтузиасты из оркестра Pratum Integrum уже освоили двух крупнейших русских композиторов XVIII в., осуществив на сцене и в звукозаписи монографические программы Бортнянского и Березовского. Первый — выдающийся талант, второй — несомненный гений. Оба ориентировались на итальянские образцы. Антон Фердинанд Тиц достоин быть в этой компании третьим, хотя он держался австро-немецкой линии.

Современники ценили его главным образом как скрипача; однако в поздние годы его услышал скрипач следующего поколения, Людвиг Шпор, и заключил, что Тиц не был великим скрипачом, зато был гениальным композитором. Мнение последователя — свидетельство того, что Тиц опережал свое время.

Увы, из его сочинений осталось не так уж много, а играется и того меньше. Как уверяют руководители Pratum Integrum, в программу “Безумный Тиц” (и на диск, вышедший на лейбле Caro Mitis) вошло все главное из его наследия — два Квинтета, Квартет, Концерт, Симфония. Одним из номеров программы был Дуэт для скрипки и виолончели, который раньше едва ли исполнялся вообще — в силу технической сложности. Обе части идут в быстром темпе, при этом два инструмента порой играют за четверых, щеголяя двойными нотами. Еще любопытнее другое — в финальном Рондо дуэта откровеннейшим образом выводится плясовая русская тема.

Русские интонации забегают и в другие партитуры безумного Тица, особенно в Симфонию до мажор — воодушевляющую стремительным бегом, озорством композиционных находок и утонченностью красок. Впрочем, гораздо больше в его музыке от Европы — не только от дивертисментов и виртуозной концертности, но и от оперного драматизма. Как бы то ни было — Тиц разнообразен. Большая программа из его опусов это подтверждает. Придворного ипохондрика Екатерины стоит знать и любить — не как отголосок европейских веяний и не как предшественника самобытных русских талантов, а как самоценную фигуру.

Что же дальше? Подобных уникумов в истории русской музыки не так много. Однако оркестр Pratum Integrum внедряется и в редкий европейский репертуар. В начале ноября мы попадем в плен “Иллюзий французского барокко” (Леклер, Куперен, Ребель), а до конца сезона будет сыграно еще четыре программы, из немецкого барокко и классицизма. Каждая программа играется дважды — в камерном зале Дома музыки и в “Школе драматического искусства” Анатолия Васильева, где особенно хороша акустика и куда уже проложила тропу охочая до изысканных редкостей публика.