Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Ведомости / Понедельник 22 ноября 2004

Давно в Большом не было премьерного спектакля, который бы принимали так вяло. Даже после разухабистых галопов лишь иногда слышались жидкие аплодисменты. Эксцентрика, гротеск, сцены насилия и страсти — все, чем так богата опера Шостаковича, — предстали в худосочном, клеенчатом выражении. Знаменитая опера, в 1930-е гг. испытавшая восторг публики, зависть коллег-композиторов и уничтожающую критику в газете “Правда”, ныне возродилась на сцене Большого в атмосфере творческого бессилия.

Премьера прошла под знаком восстановления исторической справедливости: “Леди Макбет Мценского уезда” вернулась в Большой в оригинальной, несмягченной редакции. Однако эту редакцию уже давно успели восстановить в правах Гергиев, Ростропович, театры в Новосибирске, Ростове и даже в Москве (“Геликон-опера”). Что же делать Большому? Приближается 100-летие Шостаковича (2006 г.), да и обязана первая сцена страны держать в репертуаре русскую оперную классику, а к ней теперь причислена и классика ушедшего ХХ в. Между тем именно русские оперы Большому фатально не удаются: и в первую очередь не с музыкальной, а с театральной стороны.

Режиссер из драмы, хотя и с оперным опытом (сильный “Игрок” и средний “Летучий голландец” в Мариинке), Темур Чхеидзе пополнил список тех неудачников, кого Большой призвал создать альтернативу обветшалому традиционному стилю постановок. Но в отличие от предшественников Чхеидзе не оставил в своей работе даже следов неудавшихся идей. Отбросив по праву художника социальные и сексуальные аспекты оперы, Чхеидзе проигнорировал также психологическую и причинно-следственную обусловленность действия, чему иллюстрацией может служить любой эпизод. Почему Катерина, прилюдно униженная свекром, в следующей картине является на двор гордой хозяйкой? Почему в сцене порки ее любовника работники сначала заботливо помогают Катерине спуститься с лестницы и лишь затем удерживают ее от вмешательства? Почему старый каторжник, задерживая отправку этапа, долго витийствует под покорными взорами конвоя? Сцены, где занято больше двух человек, поставлены на редкость неумело, а в сольных или диалоговых эпизодах артисты предоставлены сами себе — поэтому так однообразен сценический рисунок у Татьяны Анисимовой (Катерины), поэтому так повторяет сам себя Валерий Гильманов (свекор), поэтому даже хваткий на игру артист из “Геликона” Вадим Заплечный (любовник) выглядит столь бледно. Актерам трудно создавать образы в аккуратно-опрятной декорации Юрия Гегешидзе, среди новеньких, только что из мастерской, бочек да мешков, в сшитых с иголочки костюмах Елены Зайцевой.

Музыкальное решение обнаруживает не столько гениальные, сколько эклектические стороны оперы 27-летнего Шостаковича. Базовый экспрессивный стиль вдруг нарушается вторжением пародийных эпизодов (вроде водевильного Священника) или традиционного стиля (хор каторжан). Чтобы сыграть на этих противоречиях или хотя бы объединить их в общем течении оперы, нужны могучая воля и темперамент дирижера. Руководить музыкой приглашен венгр Золтан Пешко, дирижер с хорошим послужным списком — театры Ла Скала, Ла Фениче. Однако в Большом театре маэстро не предъявил качеств театрального дирижера: музыка стоит на месте, лишенная внутренней динамики, дыхания и объединенности со сценой, спектакль ползет от кочки к кочке. В оркестре сплошь молодые лица: им бы играть! Но звука не хватает (дирижер явно не освоил акустику коварной ямы Большого), в отдельных местах медную группу даже приходится усиливать через динамики. С другой стороны, не хватает баланса с певческими голосами — утлый оркестр их все равно заглушает. Несколько партий пропадают целиком. Всегда хорошо слышен только голос Татьяны Анисимовой — он крупен, окрашен, хотя и пестр, а временами слишком напряжен. Говорить о роли и характере в отсутствие режиссуры бессмысленно. И беда с дикцией — слов не разобрать, а титров как раз нет. Приятно звучат тенор Максим Пастер (обманутый муж), меццо Светлана Шилова (каторжница Сонетка), басы Леонид Зимненко (старый каторжник), Тарас Штонда (священник) — кроме низов и Валерий Гильманов (свекор) — кроме верхов. В запасе есть и второй состав. Но спасти спектакль никому уже не дано.

Очевидно, трудно рассчитывать на успех, когда замысел постановки рождается не из творческих побуждений, а к дате или по статусу.