Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Ведомости / Четверг 21 апреля 2005

Такой безусловной удачи в Мариинской опере не было с 2002-го, когда Моше Ляйзер и Патрис Корье выпустили свежего и необыкновенно человечного “Онегина”. А сейчас опять именно французы — правда, другие — до краев заполнили сцену сверкающей и бурлящей молодой жизнью.

Вернее, и зал тоже. Режиссер Ален Маратра и художник Пьер-Ален Бертола нарушили привычное театральное пространство: через весь партер тянется помост, оркестровая яма перекрыта и все действие разворачивается на этих площадках, прямо на носу у публики. А оркестр убран в глубину сцены. То есть воспроизводится расстановка концертного исполнения, когда вокалисты избавлены от стараний перебросить голос через яму. Такое положение стажерам Академии молодых певцов при театре привычно — именно в концертном исполнении эту оперу они многократно давали за последние несколько лет. Сложнейшие партии почти у всех хорошенько впеты, отделаны, так что можно вволю наиграться.

Что и происходит. Россини написал, по сути, дивертисмент: в июне 1825 г. аристократы со всей Европы собираются на курорте Пломбьер в отеле “Золотая лилия”, чтобы ехать в Реймс на коронацию Карла X. Сначала серия выходов-антре персонажей, потом между ними происходят всякие любовно-комические недоразумения, потом не сыскалось лошадей и все остаются пировать, распевая по очереди стилизованные квазинациональные песни. Вот и все. Содержанием становится чемпионат по головокружительным кружевным ариям и виртуозным щегольским ансамблям. Будто все пространство превратилось в бассейн, туда налили шампанского, и теперь в нем соревнуются — то брассом, то в водном поло, то в синхронном плавании. Музыка пузырится и бьет пеной: в ансамблях никто не стоит на месте, ребята спускаются в зал, возвращаются на сцену по проходам. Акустическая картина непрерывно меняется: слушатель оказывается как будто в звуковой воронке — и она его весело засасывает.

А смешно как! Графиня де Фольвиль (бесподобная Лариса Юдина; она и Анастасия Беляева — мадам Кортезе — вокальные лидеры спектакля) драматически, но и кокетливо сокрушается по поводу того, что карета перевернулась и гардероб пропал. Тут является горничная: о радость — одна шляпка все-таки уцелела. Но горничная сообщает это из самой глубины зала — и отправляет шляпную коробку по рядам. Зрители радостно передают ее — само путешествие коробки вызывает взрыв аплодисментов. А когда она доходит до сцены и обнаруживается, что в огромном футляре таился какой-то куцый полосатый блинчик, зал уже просто счастлив.

Судя по остроумным и отменно стильным костюмам Мирей Дессанжи, действие перенесено на сто лет вперед. Пришла пора выйти русскому генералу графу Либенскофу. Его вывозят на белом коне — настоящем! — в шинели, папахе, у него в руке, разумеется, стакан водки, который он, молодецки осушив, отдает бравым красноармейцам в алых погонах. Под конец же непрерывная гирлянда очаровательных трюков обрывается. Опера сочинена на заказ, как раз по случаю коронации последнего Бурбона. В финале — напыщенный роялистский гимн (на тот же мотив “Да здравствует Генрих IV”, который Чайковский вставил в “Спящую красавицу”). Здесь вместо апофеоза, наоборот, прибирают свет, все сидят-стоят неподвижно. В таком отказе от фальшивых эффектов обнаруживается столько же вкуса, сколько в бившем весь спектакль фонтане режиссерской фантазии.

Оркестр, ведомый Туганом Сохиевым, то упруг, как юный бицепс, то лепестково-нежен. И главное, все вместе играют и поют с таким нескрываемым удовольствием, что хочется радостно поверить в утверждение Gran pezzo concertato для 14 голосов: злой судьбе, как она ни старайся, не лишить нас праздника.