Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Ведомости / Четверг 18 декабря 2003

        Бывшему вундеркинду, который уже в 11 лет давал сольные концерты, теперь 32 года. Он добился широкой мировой известности, много гастролирует и записывается, получил несколько престижных наград и в этом году номинируется на "Грэмми" за брамсовский диск. Среди наград российских премия им. Шостаковича у Евгения Кисина тоже не первая: в 1997 г. молодой музыкант удостоился премии "Триумф", которая обычно присуждается деятелям культуры с многолетним стажем. Между "Триумфом" и премией им. Шостаковича давно существует тесное единство. Лауреатов той и другой премии выбирает Юрий Башмет: в первом случае - в составе жюри, во втором - единолично, опираясь лишь на консультации экспертов. Гидон Кремер получил "Триумф" и "Шостаковича" соответственно в 1994 и 2000 гг. , Виктор Третьяков - в 1996 и 2002 гг. , Валерий Гергиев - в 1997 и 1999 гг. , Наталия Гутман - в 2001 и 2002 гг. Сделал дубль и Кисин - с той разницей, что "Триумф" в его случае был получен вначале.

        По регламенту премии им. Шостаковича лауреат обязан дать концерт для московской публики. Это особенно важно, если музыкант играет в Москве нечасто или вообще впервые (как это было с немецкой скрипачкой Анне-Софи Муттер). Есть и издержки: на правах распорядителя премии Юрий Башмет нередко занимает публику устными выступлениями, отчего концерт протекает в смешанном музыкально-разговорном жанре. В этом году, к чести организаторов, эта традиция была нарушена: вручение премии состоялось накануне, в узком кругу, а сам концерт лауреата прошел в академически незамутненной форме.

        Все первое отделение Евгений Кисин занял исполнением Сонаты си-бемоль мажор Шуберта. Не требующее виртуозности, это произведение является чистым выражением шубертовского стиля, в котором многообразные оттенки лирического чувства сочетаются с эпическим ощущением времени. Шуберт полагается на ясность и высокую простоту исполнения, но Кисин шубертовской простоте словно не доверял. Он искусственно подчеркивал то, что не нуждалось в подчеркивании, вносил эмоциональный нажим туда, где достаточно ровной речи, усматривал необходимость истеричности там, где есть лишь взволнованность. Сложилось впечатление, что ранний, целомудренный романтизм Шуберта пианисту далек и он лучше бы чувствовал себя в стихии открытого, необузданного романтизма Листа.

        Во втором отделении Кисин играл как раз Листа. Вначале это были песни того же Шуберта в листовских обработках. Привнесенные Листом фактурные украшения и виртуозные пассажи удались Кисину прекрасно, но искусственный эмоциональный нажим присутствовал и здесь, а поскольку в основе был все-таки Шуберт, его неорганичность продолжала ощущаться. С точки зрения мастерства Кисин не знал проблем, демонстрируя и беглость, и эффектную октавную технику. Правда, стала очевидна разница между двумя руками пианиста - если правая послушна и свободна, то левая, когда играет форте, извлекает слегка плоский, тычковый звук. Наконец Кисин перешел собственно к Листу, исполнив экзальтированно-романтичный "Сонет Петрарки" и демонический "Мефисто-вальс". И тут выяснилось, что в игре пианиста нет ни экзальтированности, ни демоничности. Если рассматривать Листа как чисто виртуозную музыку, то претензий к Кисину быть не может. Однако романтическая виртуозная культура осенена литературностью, ее нет без ощущения богемности, легкой порочности и зрелой мужской привлекательности. Кисин же играл, как 32-летний мальчик-отличник, - и только.

        Бисы, как часто у Кисина, превратились в третье отделение. После цветов и оваций музыкант словно оживился и скинул напряжение. Он сыграл четыре биса, четким и механичным голосом объявляя каждую пьесу. Экспромт Шуберта прозвучал абсолютно стандартно, а вот вальс-каприс Шуберта в обработке Листа и листовская Шестая венгерская рапсодия с ее нелегкими октавами удались на ура - благо в этих вещах не требовалось ни демонических глубин, ни романтического излияния. Завершила концерт обработка "Танца маленьких лебедей" Чайковского, и этот образ навел на мысль о том, что маленькие вундеркинды, обученные танцевать, бывает, маленькими и остаются, даже приближаясь к возрасту Христа, даже в сиянии мировой славы и блеске лауреатских наград.