Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Ведомости-Пятница / Пятница 16 марта 2007

На этой неделе мы, группа журналистов, встречались в Большом театре с кинорежиссером Александром Сокуровым. Он впервые работает как оперный режиссер и ставит оперу Мусоргского “Борис Годунов”. Премьера состоится в конце апреля на Новой сцене театра. Одна из моих коллег спросила режиссера:

“А не минус ли для вас то, что вы ставите "Бориса" не на основной сцене, а на новой?” Александр Сокуров ответил: “Минус, минус. Минус, минус, минус”.

Чем же Новая сцена Большого театра заслужила у мэтра пять минусов? Есть объективные причины. Например, она технически недостаточно оснащена: не хватает штанкетов (металлических балок, на которых крепятся кулисы, декорации), маловаты карманы. Есть причины эстетические: сам декор здания, выполненный в лужковско-церетелиевском стиле, плохо корреспондирует с серьезным искусством. Но ведь за четыре сезона, что работает Новая сцена, она завоевала репутацию весьма передовой площадки. Там поставили свои спектакли мастера радикальной европейской режиссуры — Роберт Уилсон и Петер Конвичный. Там сделал две ярчайшие постановки наш главный молодой талант Дмитрий Черняков: “Похождения повесы” и “Евгений Онегин”. Там была выпущена первая после тридцатилетнего перерыва оригинальная современная опера — “Дети Розенталя” Леонида Десятникова. И там развернулся талант ведущего российского хореографа Алексея Ратманского, возглавившего балет Большого театра. Спектакли, выпущенные на Новой сцене, — главное достижение Большого театра последних лет.

Нынешнее руководство театра неявно постановило: новая сцена — дань современности, да царят там дерзость и эксперимент. Основная сцена — для помпезных, имперских спектаклей большого стиля. И основная стала тут же проигрывать новой. Большой стиль выдохся, и все, что было сделано на основной сцене в последние пару сезонов перед ее закрытием, уже ничем его не напоминало. Безоговорочный успех сопутствовал лишь возобновлению старого балета Юрия Григоровича “Легенда о любви”. И был один удавшийся скандал, когда в программе балетной премии “Бенуа де ля данс” дуриком оказался эпатажный номер бельгийского хореографа-авангардиста Яна Фабра. В зале орали “Позор!” и “Браво!”, попахивало дракой. Это был откровенный плевок в сторону большого искусства. А тому ответить было уже нечем. Его кредит иссяк.

Кто же сегодня может сетовать на то, что основная сцена закрыта на реконструкцию? Разве что туристы? Видел, помню этих бедолаг! Степенная пара иностранцев купила билеты “в Большой театр” и не посмотрела, что ниже было напечатано “Новая сцена”. Как они горевали, когда билетер твердо указал им путь через дорогу…

“Театр через дорогу от Большого театра” — так назвала Новую сцену рассерженная Галина Вишневская. Александр Сокуров так не говорит. Но свой спектакль он хотел бы видеть на основной сцене.

На той же встрече присутствовал сценограф будущего “Бориса Годунова” Юрий Купер. Его спросили: “Можно ли будет потом перенести спектакль на основную сцену и выиграет ли он от этого?” Художник уверенно ответил: да.

Сокуров и его сподвижники — Юрий Купер и Павел Каплевич — задумывают спектакль не концептуально-авангардный, а историографичный и зрелищный, с соблюдением ремарок автора и частой сменой декораций. Они помещают замысел Мусоргского выше собственных амбиций. Да, они ставят артистам неожиданные внутренние задачи. Да, они внедряют новые технологии, стремятся модернизировать занавесы и оживить их замаскированными видеопроекциями. Но они стремятся не к новому. Они стремятся к большому.

Что из этого получится, не знает пока и сам Александр Сокуров. Но его позиция, высказанная глухо и осторожно, свидетельствует о том, что апология исторического стиля становится уже не оправданием нафталина и бездарности, а аспектом творчества большого художника. Возможно, основную сцену будет зачем снова открывать. И дорогу можно будет переходить обратно.