 Музыкальная критикаХорошо организованный контрастКонцерт Чечилии Бартоли в МосквеВедомости / Понедельник 07 мая 2001 В Большом зале Московской консерватории впервые выступила звезда мировой оперы Чечилия Бартоли. Певцы, занимающие столь высокое положение в мировой табели о рангах, уже давно не приезжали в Россию. Концерт итальянской звезды проходил в рамках акции «Звезды мира — детям», которая до сих пор была известна только благодаря бесконечным сборным тусовкам во главе с некогда легендарной Монтсеррат Кабалье. Отечественные поклонники оперы уже давно смирились с тем фактом, что целые поколения звездных певцов им приходится узнавать только по пластинкам. Поэтому приезд примадонны Бартоли, чьи диски с завидной регулярностью выпускаются фирмой Decca и расходятся невиданными тиражами, пропустить было никак нельзя. Меломаны рванули в консерваторию, но тут их ожидало разочарование: стоимость билетов доходила до 10 000 руб., дешевая галерка продавалась спекулянтами по тройной цене, а в дверях зала стояла охрана под стать той, что бережет покой президента в его приезды на концерты. Наверное, впервые в жизни Бартоли, отнесенная к сонму звезд еще сходящим в гроб Гербертом Караяном, видела перед собой полупустой партер. Бартоли начинала свою международную карьеру как колоратурное меццо-сопрано: ее дебютный альбом был целиком посвящен репертуару Изабеллы Кольбран — легендарной россиниевской примадонны. Контракты на главные хиты Россини — «Золушку» и «Севильского цирюльника» (в оригинале написанного для меццо-сопрано) — сыпались на нее из всех престижных театров. Публика сходила с ума от ее виртуозной техники и первобытной эмоциональности, в Зальцбурге после сольного концерта публика разнесла в клочки киоск с ее компакт-дисками. Маститые дирижеры вроде Джеймса Левайна бросали свои оркестры и садились за рояль, чтобы аккомпанировать новой звезде. Но оказалось, что Бартоли не вписывается в итальянский примадоннский канон по одному из главнейших параметров — силе голоса. Многие простили ей даже это, но двери гигантских оперных театров вроде Metropolitan Opera в Нью-Йорке остались для нее закрытыми. К этому времени оказалось, что низкий репертуар становился для нее все более сложным. Певица со спокойной душой перешла целиком в сопрановый диапазон, сменила Россини на аутентичную музыку, а из театров стала выбирать те, что поменьше размером. Так что основой ее нынешней гастрольной жизни является самый беспроигрышный жанр сольного концерта. Сейчас она объезжает Европу вместе с аутентичным оркестром из Берлина «Академия старинной музыки» — программа была дана в Москве. Берлинский оркестр, играющий на музейных диковинах профессионально и слаженно, выступал без дирижера. Поэтому два инструментальных концерта Вивальди игрались скорее для заполнения пауз: без интерпретации аутентичная музыка становится скучным музейным экспонатом, пусть даже сыгранным в оригинальных темпах. Бартоли спела в первом отделении пять арий из неизвестных опер Вивальди, которые вошли в ее последний диск, только что удостоенный премии Grammy. Три десятка опер венецианского композитора состоят целиком из таких виртуозных кунштюков с «хорошо организованными контрастами»: плавная средняя часть в обрамлении энергичных. И только такие певицы, как Бартоли, могут превратить это однообразие в колоссальный спектакль, который повергает зал в состояние экстаза. Знойная итальянка потому и остается на вершине всех рейтингов, что может придать колоратурной технике, бесконечному легато, умело поставленному дыханию выдающийся актерский смысл. На сцене Бартоли — настоящая фурия, поэтому обуреваемые страстями героини — ее верный конек. Знаменитый дирижер Николаус Арнонкур не зря именно ее выбрал для записи оперы Гайдна «Армида»: никто не может так спеть одержимость любовью, как Бартоли. На московском концерте ее лучшим номером стала бисовая ария из оратории Вивальди «Торжествующая Юдифь», где в финале буря вокальных эмоций заставила вспомнить даже об итальянских веристах. Во втором отделении Бартоли исполнила три арии из столь же неизвестных опер Глюка. Они по контрасту с Вивальди требовали более правильной вокальной линии, и здесь у примадонны не все вышло гладко. Но зато подчиненность музыке и общему драматическому замыслу, свойственные музыке реформатора Глюка, позволили ей создать на глазах у изумленной публики три разных актерских образа и вновь продемонстрировать беспредельно виртуозные верха. В награду на примадонну обрушился такой шквал аплодисментов, каких она, возможно, не слышала у себя на родине. Публика собрала все знания итальянского, чтобы при одном появлении певицы выкрикнуть: «Bravissima!» |