 Музыкальная критикаПолина Виардо и время до“Орфей” Глюка прозвучал в историческом стилеВедомости / Вторник 17 января 2006 Из трех редакций оперы Глюка была выбрана та, что сделана почти сто лет спустя после премьеры. Первоначально Глюк написал партию Орфея для кастрата (голоса, ныне исчезнувшего), позже переделал для тенора (но для сегодняшних теноров она весьма высока), и только в 1859 году Гектор Берлиоз в Париже переписал ее для виртуозки бельканто — контральто Полины Виардо. Именно эту редакцию, на французском языке, поставили минувшим летом в Мюнхене, а в роли Орфея-Виардо успешно выступила итальянка Анна Бонитатибус — она и стала главной приглашенной участницей прошедшего московского концерта. Кавалер Глюк сформировался еще в эпоху барокко и выбрал для “Орфея” сюжет, типичный для барочного театра, но свою реформу проводил уже в рамках классицизма. Романтик Берлиоз, создавая редакцию, не осовременил оркестровки, которая осталась в нормах XVIII века, однако новые ветры неизбежно коснулись партитуры Глюка в силу участия романтической примадонны. Таким образом, получившийся “Орфей” объединил три эпохи, в свое время оспаривавшие одна другую. Сегодня же он стал предметом ретроспективного взгляда, любовно оценившего его как раритет прошлого, что отсечено от нас жирной исторической чертой. Подобный взгляд между тем нимало не консервативен: аутентичное музицирование в давних, умерших манерах принадлежит как раз к актуальным течениям в современном исполнительстве. У нас эти течения особо актуальны в силу их сравнительной молодости, а знатоком среди практиков и практиком среди знатоков можно считать молодого дирижера Теодора Курентзиса — просвещенного и харизматичного музыканта. Под его управлением на этот раз объединились два высококлассных молодых коллектива. Небольшой частный оркестр Pratum Integrum, играющий на исторических инструментах и уже снискавший авторитет среди гурманов, впервые играл для двухтысячной аудитории Большого зала консерватории. Его партнером был камерный хор Московской консерватории, ведомый требовательным Борисом Тевлиным и съевший собаку на хоровой музыке разных стилей и эпох. Едва ли, выбирая из московских сил, можно было бы изобрести для партитуры XVIII века лучшее сочетание. Оперу “Орфей” у нас любят (по хитовой арии и мелодии для флейты), но порядком забыли. Теперь она предстала в освеженном, сверкающем виде, нимало не напоминающем о тяжеловесных отечественных традициях. Автору этих строк, в юности певшему эту оперу в составе студенческого хора, показалось, что он слышит совсем другую музыку. Старинные инструменты и деликатно настроенные голоса хора создали ей прозрачный и пряный звуковой наряд. Теодор Курентзис то, на радость пастухам и пастушкам, запускал пружинистый, танцующий ритм, то, вместе с фуриями, собирал тутти в тугие удары, то, в обществе теней Элизиума, кружился в бесконечной нирване. Важнее всего, что на концертной сцене, без декораций и кулис, чувствовалось дыхание настоящей оперы-драмы — в первую очередь благодаря театрально вылепленному, гибкому альянсу с певицами-солистками. Анне Бонитатибус выпал триумф: диапазон ее голоса, темперамент и умение справляться с колоратурными пассажами положили на лопатки зал, который, презрев консерваторские традиции, разразился аплодисментами поверх завершающих фраз оркестра. Казалось, в этот вечер был побежден московский культ Чечилии Бартоли, на которую Бонитатибус похожа и внешне, и по амплуа. С ее огненно-сочным контральто не могли сравниться прямые, бескрасочные голоса немки Лидии Тойшер (Эвридика) и англичанки Деборы Йорк (Амур), хотя они тоже показали безупречный стиль и мастерство. Пусть игривое бельканто примадонны и суховатые тембры ее партнерш создавали некоторую эклектику, однако она вполне укладывалась в дистанцию от барокко до романтизма и уравнивалась классицизмом оркестра. Для московской публики все три певицы стали приятным открытием — наконец-то к ним привезли не звезд оперного мейнстрима, а специалисток особого профиля. Устроителей концерта можно поздравить — все сошлось: блестящий, шикарно жестикулирующий, но при этом более чем дельный маэстро, трио прекрасных иностранок, молодые, но тренированные оркестр и хор, знакомое публике название, шлейф легенды Виардо, умелая реклама и продажа. Что касается чиновников культуры, то им впору кусать локти: проект, задавший планку европейского уровня, целиком и полностью обеспечен частными лицами. Продюсерский центр Classica Viva, его президент Вадим Солод (известный на поприще молочного бизнеса и любви к изящным искусствам) и куратор Михаил Фихтенгольц (известный как программный директор Пасхального фестиваля) попали в точку. Оказалось, можно обходиться без телевизионных знаменитостей. А также — без такой нагрузки, как современная оперная режиссура. Случается, концертное исполнение опер бывает не только дешевле, но и подлинно театральнее иных постановок. Посему тренд выбран удачно, а успех “Орфея”, возможно, станет залогом его развития. |