 Музыкальная критикаСмерть как просветлениеВагнеровская прима спела звучащую философиюВедомости / Пятница 06 июля 2007 САНКТ-ПЕТЕРБУРГ — В обычное время года этот концерт стал бы событием месяца, если не сезона. На фестивале «Звезды белых ночей» первый петербургский визит Вальтрауд Майер, которую мир знает прежде всего как вагнеровскую мегазвезду, — один из пиков программы. В достойные партнеры певице были приглашены Бамбергский симфонический оркестр и его руководитель Джонатан Нотт.В Москве в отличие от Петербурга Вальтрауд Майер уже появлялась — в концертах позапрошлого сезона она экзальтировала столичную публику своими коронными вагнеровскими партиями — Кундри («Парсифаль») и Зиглинды («Валькирия»). Нынче в Петербурге она предстала как Изольда (опера «Тристан и Изольда» — тоже ее триумфальное достижение). Программу составили Песни на стихи Матильды Везендонк и Вступление и смерть Изольды из «Тристана». Сочетание более чем естественное: песни — «побочный продукт» Тристана, они вылились из одного источника — запретной любви Вагнера к жене его покровителя — и сочинялись в одно время (что совпало также с погружением в философию Шопенгауэра). В прозрачных песнях Майер не спешила на край динамики, почти до конца оставаясь в пределах одной трети своих возможностей; богатства оттенков хватило бы и на весь динамический диапазон. Совершенная дикция служила еще и форме высказывания: скульптурная фразировка была обязана рельефным немецким согласным, замыкавшим фразу. Тембр Майер в периодической таблице вокальных элементов явно относится к неорганическим. Лазерно-проникающий и бесплотный, будто полностью из духовной эманации, он вместил весь интеллектуальный и экзистенциальный накал заключительной сцены «Тристана». В концертном формате не хватило места экстраординарному актерскому дарованию Майер, но певица нашла уникальное решение: полная сценическая статика оказалась самым действенным актерским образом, рецитал обернулся философским трактатом о смерти как следующей стадии любви. Джонатан Нотт выступил аккомпаниатором, властностью не уступавшим солистке: ювелирное пианиссимо неизменно оставляло певицу на голову выше. Поплатились за это арабески духовых, задуманные композитором в диалоге с голосом, но забытые дирижером в недрах фактуры. В менее удачном оркестровом Вступлении Нотт безжалостно квантовал поток гармоний, который не может и не хочет остановиться, а знаменитая первая фраза Тристана, родившаяся из зашкалившего любовного томления, — поистине детектор лжи для дирижеров — прозвучала буднично. «Большая» до-мажорная симфония Шуберта, сыгранная во втором отделении, и сама по себе требует от слушателя и дирижера немалых усилий. Нотт был беспощаден к публике и к собственным интерпретаторским амбициям: вымуштрованная оркестровая машина Бамбергского оркестра выдавала идеально одинаковые повторы. Усилия по трактовке слушателю пришлось прикладывать самостоятельно, но кто не поленился, был вознагражден безупречной синхронностью и балансом. Видимо, таковых слушателей оказалось много — на бис публика вытребовала два Венгерских танца Брамса. Концерт стал безусловной удачей в сочетании исполнителей, что на фестивале случается не каждый раз. Звезда получила надлежащее обрамление — возможные претензии располагаются в пространстве интерпретации, а не качества. У петербуржцев есть шанс услышать Вальтрауд Майер и в полном театральном формате — благо Мариинка располагает почти всеми операми вагнеровского репертуара. |