 Музыкальная критикаСтремительная сменаМариинский театр привез на Пасхальный фестиваль новое поколение артистовВедомости / Четверг 10 мая 2007 Балетные спектакли Мариинского театра, впервые включенные в программу Московского Пасхального фестиваля, обещали стать столь же судьбоносными, как приезд труппы в 1998 г. Но итог оказался двояким: спектакли прошли на удивление буднично, хотя балерин нового поколения не заметить в них было невозможно. Нынешние гастроли открылись выходом Ульяны Лопаткиной в «Лебедином озере» и завершились ее же появлением в баланчинском Ballet Imperial. Казалось, таким образом организаторы представляют ее вне программы, чтобы отделить вечное сияние классической примы от актуального развития театра. Балерина, ставшая иконой Мариинки, обрела этот статус именно на гастролях девятилетней давности. Тогда театр, расстававшийся с образом театра-музея, еще не успел обзавестись репертуаром, соответствующим его стремлениям вернуть лидерство в балетном мире, и сделал ставку не на спектакли, а на новое поколение артистов. Из россыпи талантов Москва выделила три — Ульяну Лопаткину, Диану Вишневу и Светлану Захарову. Даже старые балеты они наполняли актуальным содержанием. С тех пор Мариинский театр обзавелся реконструкциями подлинных спектаклей Петипа, балетами западных светил — Пети, Лакотта, Ноймайера, эксклюзивами от молодых хореографов. Но на нынешние гастроли петербуржцы привезли вместе с классическим старичком «Дон Кихотом» программы Баланчина и Форсайта, которых назначили продолжателями традиций. Театр воспользовался прежним рецептом — выставил не спектакли, а звезд в окружении труппы. И те, и другие — в блестящей форме. Труппа избавилась от старомодного советского шика, анахронизм которого резал глаз при появлении на сцене молодых и современных балерин. Техническое совершенство кордебалета осталось неизменным: питерская Академия русского балета каждый сезон поставляет театру обученных в едином стиле исполнителей — с изумительно выворотными ногами, разработанными стопами, выразительными руками. Когда занавес открылся на «Серенаде» Баланчина, голубоватый задник, предательски подчеркивавший малейший изъян танцовщиц на недавней премьере этого балета в Большом, предъявил два десятка идеально красивых и точных танцовщиц. И все же петербургская труппа демонстрирует слишком очевидное физическое усилие — ту буквалистскую точность, что поражает в статике и убивает танец. Спектакли прошли так буднично, словно Форсайт и Баланчин покрылись в Петербурге такой же патиной, как кони Клодта. Упоение и блеск несли три молодые балерины. Дарья Павленко уже обосновалась на вершине иерархической пирамиды театра. На этих гастролях она выступала по «сокращенной программе» — в трех одноактных балетах. Но и этого было достаточно, чтобы оценить редкий дар Павленко рождать поэтические ассоциации: она обволакивает «куртизаночной» таинственностью в баланчинских «Изумрудах», предстает непознаваемым сфинксом в партии Сирены в «Блудном сыне», а в форсайтовском In the Middle внезапно обнаруживает мягкость взрывной пружины. Виктории Терешкиной достались баланчинские крайности — бестелесная «Серенада» и огненные «Рубины». Она танцует эти балеты, требующие бесконечно большого дыхания, так стремительно, что захватывает дух. При этом делает это по-петербургски точно, вычерчивая своим суховатым телом такие детали, которые не заметны и у элегических танцовщиц. Антагонисткой Терешкиной в «Рубинах», а Павленко — в In the Middle оказалась Екатерина Кондаурова. Этих двух второстепенных партий хватило бы, чтобы она стала героиней гастролей. Однако эта рыжеволосая красавица с поволокой в глазах и ленивой мягкостью движений, вдруг выстреливающая бешеной энергией женщины-убийцы, оказалась незабываема в Steptext Форсайта, где ее героиня в красном трико превратилась в клинок, леденящую сталь и гибкость которого испытывают на себе три мужчины. Возможно, именно для демонстрации многоликости своих балерин Мариинский театр и привез на этот раз в Москву давно проверенные спектакли. Девять лет назад он делал ставку на Лопаткину, Вишневу и Захарову. Именно они стали главными балетными героинями прошедшего десятилетия. Возможно, теперь нам представили главные лица будущего. *** Опера Прокофьева «Любовь к трем апельсинам», показанная под занавес Пасхального фестиваля, тоже, как и балетные спектакли, вывела на сцену молодое поколение солистов. Итог скорее обратный балетному: новых звезд нет, зато вся команда прямо-таки извергает фонтан жизни. Мариинский театр слишком многолик, и Пасхальный фестиваль это снова показал. Славный оркестр театра во главе с Валерием Гергиевым, без продыху колесивший по стране с Пасхального воскресенья по День Победы, играл порой по два концерта в день и не всегда успевал музыкантски осмыслить исполняемую музыку — что поставило под сомнение, к примеру, просветительскую ценность программы из музыки Стравинского, сыгранной в Большом зале Консерватории. Совсем иной результат был, когда тот же оркестр попадал в колею более знакомого репертуара и встречался с соратниками по театру — хором и солистами, успевшими досконально выучить положенные партии. Уверенное пение наизусть выгодно отличало концертное исполнение «Царя Эдипа» Стравинского, а уж в капитально подготовленном спектакле «Любовь к трем апельсинам» («Ведомости» писали о его петербургской премьере 16 марта) все были равно на высоте. Это был тот случай, когда театр Гергиева мог похвастаться не только количеством, но и качеством. Дрессура не превратила хор и певцов в механизмы: отменная дикция и точность интонации шли рука об руку с куражом, искренним артистизмом и неподдельным весельем. Но есть и «но». Короля Треф великолепно пел опытный мастер Геннадий Беззубенков. Всех прочих — молодежь, в том числе воспитанники Академии молодых певцов. Подвижные, талантливые, самоотверженные, они не обладали только главным — интересными голосами. В отличие от балетной академии оперной труднее подготовить новую смену вслед Екатерине Семенчук, Михаилу Петренко или Даниилу Штоде, бывшему украшением состава в предыдущей, тоже веселой и остроумной, молодежной работе театра — «Путешествии в Реймс» Россини. Зато Мариинский театр обрел своего режиссера. Как Россини, так и Прокофьева поставил Ален Маратра — счастливая находка Петербурга. Этому эксцентричному и неумному французу удалось превратить весь зал театра в сценическую площадку, изобрести увеличивающиеся в размерах апельсины, поставить сцены погонь, пустить фонтан на ровном месте и не только придумать смешные характеры всем этим Комикам, Трагикам, басовитой Кухарке, чернокожей Смеральдине или красивой злючке Клариче, но и вынуть из актеров двести процентов способностей. Большой художественной глубины в постановках Маратра нет, но для комических опер, где улыбка не должна покидать лиц зрителей, он — то, что надо. И «Волшебная флейта» Моцарта, которую Маратра будет делать в Мариинке к ноябрю, наверняка это вновь подтвердит. |