 Музыкальная критика“Чародейка” Чайковского в Большом театре: Реванш отложенБольшой театр протянул руку своему дореформенному прошлому: оперу Чайковского «Чародейка» доверили поставить позавчерашним руководителям театра. Цель была достигнута: от спектакля потянуло духом позднего застоя Ведомости / Среда 27 июня 2012 Опера «Чародейка», написанная Чайковским абсолютно зрелым (1887), — одно из самых неорганичных его творений: сюжет из нижегородского быта XV века с хорами и песнями a la russe неловко сшит по лекалам европейской мелодрамы. «Чародейка» так и не снискала популярности, но многие страницы музыки ее превосходны, и обращение к ней академического театра вызывает уважение. Уровень прочтения текста призваны были гарантировать имена дирижера Александра Лазарева и художника Валерия Левенталя, руководивших Большим театром вплоть до середины 1990-х. Но они вернулись с тем, с чем ушли, заново принеся в театр вокальные децибелы и межеумочную поэтику конца прошлого века — когда официоз уже протух, а новым веяниям еще стоял прочный заслон. Декорации Левенталя — субъективная деформация большого стиля, с журнальной графикой, уходящей в компьютерные воды Волги на заднике, авторски изогнутыми теремами и бессмысленно неудобными помостами под ногами у артистов. К хождению по этим помостам сводится и режиссура Александра Тителя, который всемерно облегчил себе профессиональную задачу, заменив точные решения условностями и подав массовые сцены первого акта как статичную ораторию. Сцена драки во втором акте тоже заслуживала более кропотливой работы постановщика с хором и мимансом — но все ограничилось тем, что над толпой подняли скамейку. Александр Лазарев всецело положился на силовой вокал и открытую экспрессию. Бывает, дирижеры заглушают певцов оркестром, на премьере«Чародейки» все сложилось наоборот. Лазарев стелил отнюдь не слабоголосым певцам столь осторожный аккомпанемент, что вокал заполонил всю акустику театра, не слишком совпадая с оркестром и ритмически. Пели действительно сильно: молодой звонкий голос Анны Нечаевой(чародейка Настасья) звучал свежо и ладно. Старательно доложил партию молодого княжича Всеволод Гривнов — хотя его манерный тембр мало отвечал русскому стилю. Силой звука и градусом страсти успешно мерялись Валерий Алексеев и Елена Манистина(Князь и Княгиня), Татьяна Ерастова (Ненила) и Владимир Маторин (дьяк Мамыров). Последний, как всегда, зажигал актерски, создав очередной необузданный русский характер, но он же, как всегда, пуще всех бравировал небрежением к жесту дирижера. Вероятно, многие шли в Большой на «Чародейку», надеясь увидеть реванш нормативной эстетики, — а увидели очередную авторскую трактовку, только прокисшую до зачатия. Русская опера в истинно музейном виде все еще остается делом будущего. |